В центре пещеры находится мелкое озеро, по размерам ненамного превышающее лужу. Именно к нему они сейчас и приближаются – Эльза, и Ингрид, и Дагни, и пастор Матиас, в компании всех прихожан, следующих за ними. Пастор останавливается у края воды и поднимает факел. Он ничего не говорит, давая свету сыграть свою роль.

Когда подходят остальные, Эльза чувствует какой-то новый запах помимо запахов железа, камня и воды. Он более резкий, сладковатый и щиплет ноздри. Она опускает взгляд вниз, к тому месту, где неподвижная прозрачная вода окружила большой темный валун, покрытый засохшими пятнами чего-то.

Внезапно Эльзу начинает разбирать смех. Ибо она поняла, каким будет продолжение. Что-то сломалось в ее душе; весь ее мир разрушился, и все, во что она верила, оказалось неправдой. А поскольку она не в состоянии кричать или плакать, что еще тогда остается делать?

Но в конце концов ей удается сдержать себя – лишь сдавленный стон вырывается из груди да дрожь пробегает по всему телу.

Франк снова сдавливает ее плечи, причем с такой силой, что кости трутся друг о друга. Он ведь думает, что Эльза собирается броситься на пастора… Но его беспокойство напрасно.

– И что потом? – спрашивает Эльза Матиаса; ее голос звучит почти как обычно. – Куда ты направишься после этого?

У нее создается впечатление, словно она разговаривает со статуей, безмолвным каменным изваянием, и Эльза не ждет ответа. Но пастор, нежно улыбаясь ей, говорит:

– Направлюсь? Почему я должен куда-то уезжать отсюда?

За своей спиной Эльза слышит шаги и дыхание горожан, шедших за ней. Сейчас они протискиваются в пещеру и заполняют пространства вдоль стен. Прихожане как будто наблюдают за ними, не подходя близко. Словно чего-то ждут.

Голос Матиаса едва ли громче шума выдоха. Но Эльза все равно четко и ясно слышит каждое слово.

– Я создал свой рай на земле, – продолжает он. – Каждый из этих людей смотрит на меня как на пророка. Своего наставника. Господина. Для них каждое мое слово священно. Я сделал из Сильверщерна город своей мечты. Мне незачем уходить отсюда. Нас ждет много радостных лет впереди, Сильверщерн и меня.

Отблески света факела танцуют в его серых глазах.

– Здесь, внизу, я – Бог.

Темнота непроницаемой повязкой закрывает мои глаза, и я ничего не вижу.

Боль в колене дает знать о себе при каждом шаге, стоит мне наступить на ушибленную ногу. Еще хуже обстоит дело со спиной, которая беспрестанно ноет. Не знаю, виной тому недостаток света или же то, что я ушиблась головой при последнем падении, но мне трудно держать равновесие, и я постоянно спотыкаюсь и ударяюсь о стены; в итоге иду, широко расставив руки.

Мне слышно, как позади меня ковыляет Роберт. Судя по всему, у него это получается лучше по сравнению со мной, хотя трудно сказать наверняка.

Когда в мою обувь начинает проникать вода, я сначала не понимаю, что происходит, и делаю еще один шаг. Лишь услышав, как она плещется под ногами, останавливаюсь.

– Что… – начинаю я, но меня перебивает возбужденный голос Айны, звучащий откуда-то сзади и сбоку от меня.

– Здесь, – говорит она. Я слышу, как старуха приближается и как ворчит Роберт, когда она протискивается мимо него, крепко держа Туне.

Внезапно меня ослепляет свет, и я бешено моргаю, пытаясь восстановить зрение.

Туннель, в котором мы находимся, невысокий и тесный. Позади нас он прямой, но немного дальше впереди вроде бы начинает спускаться вниз. Оттуда его заполняет вода, образуя некое подобие подземного озера. И невозможно понять, насколько оно глубоко и как далеко продолжается сам туннель.

Я смотрю на Айну и Туне – и вижу, что старуха держит в руке старую керосиновую лампу. Она выглядит примитивной и маленькой, но хорошо освещает тесное пространство вокруг нас. При свете ее крошечного пламени раскинувшаяся перед нами неподвижная водная поверхность выглядит большим засохшим пятном черной краски.

Я пячусь назад и спиной натыкаюсь на Роберта.

– Извини, – шепчу.

Мне хочется попросить прощения за гораздо большее, чтобы он понял, как мне тяжело на душе и насколько я сожалею обо всем произошедшем в последнее время. Но мой голос слишком слаб, и по нему, конечно, не понять все то, что я хотела бы сказать.

Песня, кажется, звучит из самих стен, каплями просачивается сквозь них вместе с сыростью. Но это Айна. Она тихо мурлычет ее своим на удивление приятным голосом:

Тон у старухи благолепный, пусть сам текст не отличается глубоким содержанием, а поскольку ее пение многократно отражается от стен, создается впечатление, что поет целый хор из сотен голосов.

– Все сейчас закончится, – говорит она чуть ли не со слезами в голосе. – Все закончится. Время воскрешения пришло.

Я гляжу на воду. По ее поверхности в нашу сторону бегут еле заметные круги.

Не знаю, какие точно планы у Айны, но где-то в глубине души понимаю, что она явно не собирается выпускать нас отсюда. Какие бы мысли ни блуждали в ее больном мозгу, старуха в любом случае намеревается убить нас.

Айна впивается в меня взглядом.

– Он обещал, – говорит она с надеждой и одновременно с агрессией. – Пастор обещал вернуться, если я буду ждать. Он сказал, что это не займет много времени. Я не хотела оставаться там, наверху, но он сказал. Он сказал… – Качает головой и бормочет рассеянно себе под нос: – Я ждала, как он сказал. Но этого было явно недостаточно.

Айна ставит лампу на землю, и в результате туннель оказывается освещенным снизу. Ее силуэт тенью отражается на стене.

Мне надо заставить ее продолжить разговор. Пока старуха говорит, она не пустит в ход нож, который сжимает в руке.

– Ты хочешь, чтобы другие вернулись, – произношу я осторожно, пытаясь разобрать ее бормотание. Мой мозг лихорадочно работает. Но я еще до конца не пришла в себя после падения, и в моей голове царит хаос. Мне трудно сосредоточиться.

– Да! – выдыхает Айна; свет, идущий снизу, смягчает черты ее лица. – Они спустились под землю, чтобы принести жертву. Мы должны были жить в благодати Божьей. Он сказал, что мне надо увидеть это. Он сказал… он сказал…

Старуха замолкает, ее лицо искажает гримаса отчаяния.

– Именно поэтому они не вернулись, – шепчет она. – Нам всем требовалось принимать участие в обряде. Очиститься от грехов с помощью крови, понимаешь? Но я не была там, и в итоге мы оказались не в полном составе…

Ее тонкая, испещренная морщинами нижняя губа дрожит.

Я пытаюсь найти слова, чтобы утешить ее.

– Ты не виновата, Айна…